Сценарий поэтического вечера о зиме

Музыка. Постепенно гаснет свет. Звенят первый и второй «театральные» звонки. Появляется менестрель.

Менестрель.

Ну что ж! Я третий подаю звонок,

Что радостно зовет на представленье –

Всегда уж столько принято давать.

Здесь поэтические сочиненья

Для вас на сцене будут оживать.

Я ухожу – прошу в том извиненья

И разрешенья занавес поднять!

Менестрель дает третий звонок и раздвигает занавес, за которым экран из белой ткани. Возникает первая тень – Звездочет.

Звездочет.

Астролог я и звездочет. Должна

Здесь роль моя удастся, без сомненья:

Могу призвать я вдохновенье,

Постигнуть звезды и луну.

Ты все поймешь, что я тебе шепну.

(Выходит из-за экрана на сцену.)

Почтите данный звездами нам час!

Рассудок пусть вам душу не стесняет:

Пусть свой полет волшебный исполняет

Фантазия, собой пленяя нас!

Итак, смелей вперед! Долой сомненья!

Что вдохновенья долго ждать?

Поэт – властитель вдохновенья:

Он должен им повелевать!

Звездочет делает выразительный пасс рукой. Звучит полонез. Танцующими парами дирижирует появившийся из левой кулисы Поэт.

Поэт.

Служенье муз не терпит суеты,

Прекрасное должно быть величаво:

Но юность нам советует лукаво,

И шумные нас радуют мечты…

Танцовщики.

Умножайте шум и радость,

Пойте песни в добрый час:

Дружба, грация и младость

Именинницы у нас!

Исполняется полька.

Первый танцовщик.

Во дни веселий и желаний

Я был от балов без ума:

Верней нет места для признаний

И для вручения письма!

Первая танцовщица.

Однообразный и безумный,

Как вихрь жизни молодой,

Кружится вальса вихрь шумный,

Чета мелькает за четой.

Круг вальса.

Второй танцовщик.

Хотя стишки на именины

Натальи, Софьи, Катерины

Уже не в моде, может быть;

Но я, ваш обожатель верный,

Я в знак послушности примерной

Готов и ими вам служить.

Преподносит партнерше свиток со стихотворением.

Вторая танцовщица.

Что ж, почитаем… Может быть!

Круг вальса.

Третий танцовщик.

Примите «Невский альманах»,

Он мил и в прозе и в стихах:

Вы тут найдете Полевого,

Великопольского, Хвостова;

Княжевич, дальний ваш родня,

Украсил также книжку эту,

Но не найдете вы меня:

Мои стихи скользнули в Лету.

Что слава мира?.. дым и прах!

Ах, сердце ваше мне дороже!..

В это время партнершу приглашают другие кавалеры.

Но, кажется, мне трудно тоже

Попасть и в этот альманах.

Вальсируя, пары покидают сцену. Появляется Грустный романтик.

Грустный романтик (открывает книгу, в которой засохший цветок).

Цветок засохший, безуханный,

Забытый в книге вижу я;

И вот уже мечтою странной

Душа наполнилась моя:

Где цвел? когда? какой весною?

И долго ль цвел? и сорван кем,

Чужой, знакомой ли рукою?

И положен сюда зачем?

И жив ли тот, и та жива ли?

И нынче где их уголок?

Или уже они увяли,

Как сей неведомый цветок?

Раздаются возгласы: «Мазурка! Мазурка!». Вбегают девушки и увлекают романтика за собой.

Танцовщики исполняют мазурку.

Со смехом появляются повесы.

Первый повеса.

Вчера мне Маша приказала

В куплеты рифмы набросать

И мне в награду обещала

Спасибо в прозе написать.

Второй повеса.

Арист нам обещал трагедию такую,

Что все от жалости в театре заревут,

Что слезы зрителей рекою потекут.

Мы ждали драму золотую.

И что же? дождались – и, нечего сказать…

Третий повеса.

Порой дождливою намедни

Я, завернув на скотный двор…

Первый повеса (перебивая).

Тьфу! прозаические бредни…

Четвертый повеса (по-отечески обнимая за плечи третьего повесу).

Душа моя, Павел,

Держись моих правил:

Люби то-то, то-то,

Не делай того-то,

Кажись, это ясно?

Прощай, мой прекрасный.

(уходит)

Первый повеса. Все пленяет нас в Эсфири:

Упоительная речь,

Второй повеса. Поступь важная в порфире,

Третий повеса. Кудри черные до плеч,

Первый повеса. Голос нежный, взор любови,

Второй повеса. Набеленная рука,

Третий повеса. Размалеванные брови

Первый повеса. И огромная нога!

Четвертый повеса (возвращаясь).

Но уж темнеет вечер синий,

Пора нам в оперу скорей.

Там удивительный Россини,

Европы баловень – Орфей.

Повесы (уходя, по очереди).

— А только ль там очарований?

— А разыскательный лорнет?

— А закулисные свиданья?

— А прима донна? а балет?

Поэт.

Волшебный край! Там в стары годы

Сатиры смелый властелин,

Блистал Фонвизин, друг свободы,

И переменчивый Княжнин.

Там вывел колкий Шаховской

Своих комедий шумный рой.

Там, там под сению кулис

Младые дни мои неслись!

Появляются театралы.

Первый театрал.

Театр уж полон; ложи блещут,

Партер и кресла, все кипит,

В райке нетерпеливо плещут,

И, взвившись, занавес шумит.

На экране высвечиваются тени балерин.

Второй театрал.

Блистательно, полувоздушна,

Смычку волшебному послушна,

Толпою нимф окружена,

Стоит Истомина; она

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет,

И быстрой ножкой ножку бьет.

Хореографическая зарисовка «Три грации» (сначала за экраном, затем на сцене).

Поэт.

Опять кипит воображенье,

Опять его прикосновенье

Зажгло в увядшем сердце кровь,

Опять тоска, опять любовь!

(На экране тень танцующей испанки.)

Ты рождена воспламенять

Воображение поэтов,

Его тревожить и пленять

Любезной живостью приветов.

Поклонник (появляясь из левой кулисы, в испанском костюме).

Я здесь, Инезилья,

Я здесь под окном.

Объята Севилья

И мраком и сном.

Исполнен отвагой,

Окутан плащом,

С гитарой и шпагой

Я здесь под окном.

Ты спишь ли? Гитарой

Тебя разбужу.

Проснется ли старый,

Мечом уложу.

Шелковые петли

К окошку привесь…

Что медлишь?.. Уж нет ли

Соперника здесь?..

Я здесь, Инезилья,

Я здесь под окном.

Объята Севилья

И мраком и сном.

На экране тени: вихрь рук, неистовство пластических движений.

Поэт.

И забываю мир – и в сладкой тишине

Я сладко усыплен моим воображеньем,

И пробуждается поэзия во мне:

Душа стесняется лирическим волненьем,

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,

Излиться наконец свободным проявленьем –

И тут ко мне идет незримый рой гостей,

Знакомцы давние, плоды мечты моей…

На экране по очереди мелькают тени всех персонажей. Затем участники композиции живописно располагаются на сцене.

Первый чтец. Наша память хранит с малолетства веселое имя: Пушкин.

Второй чтец. Это имя, этот звук наполняет собою многие дни нашей жизни.

Третий чтец. Сумрачные имена императоров, полководцев, изобретателей орудий убийства, мучителей и мучеников жизни. И рядом с ними это легкое имя – Пушкин!

Четвертый чтец.

Это имя – знакомое с детства –

Вместе с грамотой впаяно в речь.

Надо заново в имя вглядеться,

Чтобы заново знать и беречь.

Пятый чтец.

Это имя — на то и дано нам,

И оно никогда не лгало,

Не застыло казенным каноном

И не в школьную пропись легло.

Шестой чтец.

Это имя – сквозь белые ночи

Всех бессонных касается век,

Раскрывает все жадные очи

На прошедший и будущий век.

Седьмой чтец.

Это имя – весеннее рвенье,

Лихорадка ночного труда.

Нестареющее вдохновенье,

Не сгорающее никогда.

Звучит музыка пролога. Все участники в поклонах и реверансах двигаются к правой и левой кулисам. На экране тень Поэта.